Глава 28

В 1971 году, за неделю до Дня благодарения, Клэнтон потрясла новость: один из его сынов пал во Вьетнаме. Пит Муни, девятнадцатилетний старший сержант, нарвался на засаду неподалеку от города Хюэ в центральной части страны. Несколько часов спустя было найдено его тело.

Я с семейством Муни знаком не был, а Маргарет, разумеется, была. Она позвонила мне, сообщила новость и попросила несколько дней отпуска. Их семьи много лет жили на одной улице. Ее сын и Пит дружили с детства.

Порывшись в архиве, я нашел в одной из газет за 1966 год рассказ о Марвине Ли Уокере, чернокожем парне. Он оказался первой в округе жертвой Вьетнама. Это случилось до того, как мистер Коудл заинтересовался подобного рода вещами, поэтому освещение события в «Таймс» было позорно скудным. Разумеется, на первой полосе — вообще ничего. На третьей — всего сотня слов, без фотографии. В те времена в Клэнтоне понятия не имели, где вообще этот Вьетнам находится.

Значит, молодой человек, который не имел возможности ходить в хорошую школу, вероятно, не мог голосовать и наверняка не смел пить из фонтанчика перед зданием суда, был убит в стране, которую мало кто в его родном городе мог бы даже найти на карте. Тем не менее его смерть считалась почетной и правильной. С коммунистами следовало сражаться, где бы ты их ни нашел.

Маргарет терпеливо пересказала мне все, не упуская детали, необходимые для очерка. Пит окончил школу в Клэнтоне в 1970 году. Успешно играл за школьную команду в футбол и бейсбол, неизменно в течение трех лет участвуя в самых ответственных соревнованиях. Он был отличником, планировал поработать пару лет, скопить денег и поступить в колледж. Но ему не повезло: в списке призывников его фамилия оказалась среди первых, и в декабре 1970-го он получил повестку. По словам Маргарет (этого я, конечно, писать не собирался), он очень не хотел проходить курс боевой подготовки, и они с отцом несколько недель отчаянно спорили насчет войны. Мальчик намеревался уехать в Канаду, чтобы избежать призыва. Но отец панически боялся того, что его сына сочтут лицом, уклоняющимся от службы. Тогда их имя будет обесчещено и все такое прочее. Он назвал сына трусом. Сам мистер Муни служил в Корее и на дух не переносил никаких антивоенных движений. Миссис Муни пыталась их примирить, в душе она очень не хотела отправлять сына на столь непопулярную войну. В конце концов Пит сдался, и вот теперь его привезли домой в цинковом гробу.

Отпевание происходило в Первой баптистской церкви, активными прихожанами которой Муни были издавна и в которой Пита крестили в возрасте одиннадцати лет. Это было большим утешением для семьи и друзей. Теперь Бог призвал мальчика, хотя он и был еще слишком молод, к себе.

Я сидел рядом с Маргарет и ее мужем. Это было первое и последнее в моей жизни отпевание девятнадцатилетнего солдата. Сосредоточившись на созерцании гроба, я старался не слышать всхлипов, а порой и рыданий, раздававшихся вокруг. Школьный тренер Пита произнес хвалебную надгробную речь, которая осушила слезы всех присутствующих, в том числе и мои.

Я едва видел согбенную спину мистера Муни, сидевшего впереди. Какую невыразимую муку испытывал этот человек!..

Час спустя все вышли из церкви и направились на кладбище, где после проведенной по полной форме пышной военной церемонии Пит обрел свое последнее пристанище. Когда горнист выводил сигнал «Вечерняя зоря», обычно исполняемый при погребении, раздался душераздирающий крик матери Пита, заставивший меня содрогнуться. Женщина бросилась на гроб, и, чтобы опустить его в землю, пришлось буквально отрывать ее. Отец Пита потерял сознание, вокруг него суетились священники.

До чего же напрасная гибель, повторял я про себя, возвращаясь в одиночестве в редакцию. В тот вечер, по-прежнему в одиночестве, я проклинал себя за трусость, за то, что не возвысил свой голос против войны. Ведь я редактор газеты, черт подери! Независимо от того, соответствовал я этой должности или нет, я был единственным в городе владельцем газеты. И если какая-то проблема казалась мне очень важной, я, разумеется, располагал возможностью и был обязан довести до читателей свою точку зрения.

Участь Пита Муни к моменту его гибели разделили уже более пятидесяти тысяч его ровесников-соотечественников, хотя военное командование подло занижало число потерь.

В 1969 году президент Никсон и его советник по национальной безопасности Генри Киссинджер пришли к выводу, что войну во Вьетнаме выиграть невозможно, точнее, что Соединенным Штатам не следует больше пытаться это сделать. Но свое мнение они держали при себе, продолжая призывать юношей в действующую армию. Напротив, руководители государства цинично делали вид, будто уверены в успешном исходе войны.

С того момента, когда они пришли к своему решению, до окончания боевых действий в 1973 году погибло еще около восемнадцати тысяч молодых людей, в том числе и Пит Муни.

Я поместил редакционную статью на первой полосе внизу под большой фотографией Пита в армейской форме. Я писал:

"Смерть Пита Муни обязывает нас задаться вопиющим вопросом: что, черт возьми, мы делаем во Вьетнаме? Блестящий ученик, талантливый спортсмен, лидер класса, в будущем, вероятно, лидер общины, один из самых ярких и лучших среди нас, он убит на берегу реки, названия которой мы никогда не слышали, в стране, до которой нам нет никакого дела.

Официальная причина, которую нам огласили двадцать лет тому назад, состоит в том, что мы должны сражаться там с коммунизмом. Когда мы видим, что коммунизм расползается, мы, выражаясь словами бывшего президента Линдона Джонсона, обязаны принять «...все возможные меры к тому, чтобы не допустить дальнейшей агрессии».

Корея, Вьетнам. Теперь наши войска присутствуют уже в Лаосе и Камбодже, как бы президент Никсон этого ни отрицал. Какая страна будет следующей? Неужели мы и впредь будем вынуждены посылать своих сыновей повсюду, по всему миру, чтобы участвовать в чужих гражданских войнах?

Вьетнам был разделен на две страны после того, как французы в 1954 году потерпели там поражение. Северный Вьетнам — бедная страна, которой правит коммунист по имени Хо Ши Мин. Южный Вьетнам — бедная страна, которой правил свирепый диктатор Нго Дин Дьен до тех пор, пока его не убили в 1963 году во время восстания. С тех пор страной управляют военные.

Вьетнам находится в состоянии войны с 1946 года, с того самого момента, когда французы предприняли роковую попытку остановить коммунистов. Они потерпели сокрушительное поражение, и тогда мы ринулись в гущу событий, чтобы показать всем, как нужно воевать. Наш провал оказался даже более впечатляющим, чем французский, и это пока не конец.

Сколько еще Питов Муни должно умереть, чтобы наше правительство решилось наконец предоставить Вьетнаму самому разбираться со своими проблемами?

И куда еще мы будем посылать свои войска, чтобы бороться с коммунизмом?

Какого черта мы делаем во Вьетнаме? Пока политики, ведущие войну, размышляют, как бы выйти из нее, не потеряв лица, мы продолжаем хоронить наших молодых солдат".

Конечно, следовало бы воздержаться от грубости, но мне было все равно. Крепкие выражения я считал необходимыми, чтобы и в округе Форд заставить слепых патриотов наконец прозреть. Однако до того, как на меня обрушился поток гневных звонков и писем, я обрел друга.

Вернувшись с очередного обеда у мисс Калли (жаркое из ягненка в доме, у камина), я застал в редакции ожидавшего меня мужчину с длинными волосами, в джинсах, грубых армейских ботинках и фланелевой рубашке. Он представился: Бабба Крокет. Он хотел поговорить по душам. Поскольку живот у меня был набит, как у рождественской индейки, я положил ноги на стол и долго слушал его.

Бабба вырос в Клэнтоне, в 1966 году окончил здесь школу. У его отца был питомник в двух милях к югу от города, они — специалисты по декоративному садоводству. В 1967 году Бабба получил призывную повестку и, не задумываясь, ринулся сражаться с коммунистами. Его подразделение дислоцировалось на юге как раз тогда, когда там началось приснопамятное «Наступление Тет» [17] . Два дня в окопах — и он лишился трех своих самых близких друзей.